она собой представляет, дабы не попасть в неловкую ситуацию. Я человек любознательный, а наши купцы, которые торгуют с Константинополем, кладезь знаний. Нужно лишь суметь разговорить купца. Это да, искусство…

– Не понимаю я тяги к странствиям, – сказал Андреас. – На одном месте и камень мхом обрастает. Все тебе знакомо, вся понятно, и не нужно чесать в затылке и мучительно соображать, как поступить в том или ином случае, чтобы потрафить хозяевам. Могут обидеться, ежели что не так, а там и голову снять с плеч. К примеру, у сарацин это запросто.

– Каждому свое, – мудро заметил Геррик. – В общем, я согласен с тобой, Андреас, но иногда судьба силой выталкивает человека из родительского дома, а дальше ветер перемен несет его в такие дали, о которых он и помыслить ранее не мог…

Их разговор прервал топот многочисленных конских копыт, и из-за поворота дороги показалась огромная железная змея, блистающая на солнце полированным металлом. Рыцари благоразумно поторопились съехать на обочину, чтобы пропустить мимо отряд клибанариев[91] – тяжелую конницу империи. Геррик, которому еще не доводилось видеть катафрактариев[92] ромеев, отметил, что клибанарии ничуть не уступают европейским рыцарям. «По крайней мере, внешне», – подумал он с неожиданной ревнивой завистью.

Рыцарь с неподдельным интересом разглядывал тяжелое защитное снаряжение ромейских конников. Со слов Себальда он уже знал, что армии василевса часто приходится сражаться с многочисленными степными номадами, искусными стрелками из лука.

Чтобы защититься от их стрел, кавалеристы ромеев использовали по-настоящему рыцарское снаряжение, состоявшее из лорикона – длинной кольчуги, которую носили вместе с кольчужным подшлемником скаппионом, нередко из двух-трех слоев кольчужного плетения, оставлявшим незащищенными только глаза. Шлем имел бармицу (или перитрачелион, как ее называли ромеи), сделанную из ткани и украшенную бахромой, а также плюмаж.

Кроме всадников, одетых в кольчуги, несколько десятков клибанариев, ехавших впереди, были в пластинчатых панцирях.

– А это кто? – спросил Геррик у Себальда, который тихо делился своими познаниями о вооружении ромеев.

– Клибанофорсы, – ответил Себальд. – Ударный кулак катафрактариев. Панцири клибанофорсов называются «клибанионы», надевают их поверх кольчуг под простеганный эпилорикион – когда прохладно. Горловое прикрытие называется страггулион; его заимствовали у аваров. Кстати, перед нами наиболее привилегированная часть клибанариев – букелларии.

– Откуда это видно?

– Всадники имеют защитные наручи. Похоже, отряд должен участвовать в каком-то торжестве, поэтому все конники в доспехах. А они весят ой как много – не менее артабы[93]. В два раза тяжелее наших кольчуг. Попробуй поносить такое снаряжение при солнцепеке. Хорошо, сейчас небо в тучках и довольно прохладно, иначе мы могли бы и пострадать. Клибанарии – привилегированная часть армии ромеев. Они любители покуражиться, особенно если хорошенько подопьют или когда не в духе. За то, что они изобьют нескольких франков, их даже не пожурят.

Каждый всадник был вооружен контарионом – длинным копьем, спатионом – прямым мечом, а у некоторых на плечевой перевязи висели тяжелые однолезвийные парамерионы. Щиты у них были кожаные, небольшие, с металлическим умбоном в центре.

Броней Геррика удивить было нельзя, а вот конские доспехи клибанариев привели его в восхищение. Это были настоящие панцири из металлических пластинок, нашитых на кожаную основу, да еще и соединявшихся между собой. Благодаря этому кони обладали круговой защитой от стрел.

Отряд проехал, густое пыльное облако, поднятое конскими копытами, развеялась, и шестеро искателей приключений поехали дальше. Себальд с каждой очередной милей, которая приближала их к цели, ощущал, как в груди возрастало томление, которое заставляло сердце биться чаще, а кровь быстрее бежать по жилам. Чтобы хоть немного успокоиться, Себальд время от времени прикладывался к походной фляжке с крепким испанским вином.

Геррик чувствовал себя так же. Только он не стал использовать свой неприкосновенный винный запас, а стал угрюмым и неразговорчивым, что было на него непохоже.

Напряжение нарастало. Это почувствовали и проводники. Андреас по-прежнему балагурил, но его истории не вызывали взрывов хохота, как это было еще совсем недавно. А Малхас избегал ехать со всеми вместе и с утра до вечера рыскал по обочинам дороги, углубляясь в окружавший ее лес, чтобы добыть какую-нибудь живность на обед или на ужин.

Но удача почему-то от него отвернулась, и кроме зайцев ничего добыть ему не удавалось. Впрочем, и зайцы шли за милую душу.

Долгое время они ехали в совершенно пустынной гористой местности, где не было даже хуторов. Редкие путники, которые попадались им навстречу, держались настороженно, в разговор не вступали и старались быстрее убраться подальше. Здесь почти никто не передвигался в одиночку. Путники собирались в гурт, а те, кому особо повезло, присоединялись к купеческому обозу с охраной. Люди были в основном из горских племен, и все носили оружие.

И все же им повезло. Постоялый двор появился перед ними, словно его соткал из воздуха колдун. В этот момент рыцари выехали на пригорок, лес расступился, и перед ними открылся вид на чудесную долину, утопающую в цветах. Это не был луг, почва представляла собой едва не сплошной камень, но цветущие растения, цепляясь за малейшую расщелину, где находилось хоть немного земли, тянулись к солнцу с неистовой силой.

Со скалы падал вниз горный поток, который выбил в каменистой почве глубокую чашу и разлился в небольшое озеро. На берегу это озера и приютился постоялый двор, явно построенный еще римлянами, о чем говорили замшелые камни, тщательно отесанные и уложенные в стены зданий.

Самих строений было несколько: само помещение постоялого двора, совмещенное с харчевней, какие-то хозяйские пристройки и конюшня. Остальные сооружения – хлева, птичник, сенник – имели только каменный фундамент, а стены были сплетены из хвороста и обмазаны глиной.

Судя по всему, постоялый двор был на полном своем обеспечении (за исключением вина): в птичнике кудахтали куры, в озере плескалось большое стадо гусей, в хлеву блеяли барашки и хрюкали свиньи, а из конюшни выглядывали два любопытных друга – мул и осел. Этот постоялый двор вполне можно было назвать небольшим имением, так как немного вниз по долине, там, где находились несколько клочков пригодной для земледелия земли, произрастали оливы, сад, небольшой виноградник и виднелись заплаты огородов.

Время уже было позднее, и рыцари очень обрадовались возможности провести ночь под кровом и поесть нормальной пищи. Да и запасы вина не грех пополнить; мало ли что их ожидает впереди.

Хозяина постоялого двора звали Латиф. Судя по имени и внешнему виду, он был сирийцем. Вот только его имя, которое обозначало «приветливый», не очень соответствовало натуре хозяина постоялого двора.

Буркнув что-то нечленораздельное, он поручил заниматься постояльцами слуге, разбитному малому с